От антикризисного управления к ESG
Впервые о финансовом лидерстве активно заговорили после финансово-экономического кризиса 2007–2008 годов. Крупнейшие международные консалтинговые, аудиторские и профессиональные организации отмечали, что финансовое лидерство может стать механизмом выхода компаний из кризисной ситуации и обеспечения их выживаемости.
Вторая волна внимания к финансовому лидерству стала следствием распространения цифровизации. Инновационные компании начали активно внедрять подрывные технологии — это вынудило не только их самих, но и тех, кто вынужден разрабатывать оборонительные стратегии, трансформировать бизнес-модели.
И, наконец, третья волна интереса к теме возникла в контексте распространения идей переосмысления капитализма и организационных целей. Тезис о том, что создание акционерной стоимости должно происходить не вопреки интересам других, а в поиске баланса интересов всех заинтересованных сторон, лег в основу общественного консенсуса. При этом возник весьма прагматический вопрос о том, как это реализовать на деле, полноценно интегрировав тему устойчивого развития в стратегическую философию организаций.
Эта эволюция в понимании привела к необходимости уточнения различных прогрессивных идей. К разочарованию пионеров хайпа компании-лидеры начинают подтверждать делами, что устойчивость — это не только про будущее, но и про настоящее, ESG — это вовсе не про углеродный след, а про баланс интересов, бизнес-этику и долгосрочные установки; корпоративная социальная ответственность (КСО) — не только про строительство стадионов, а про ответственность перед деловыми партнерами; интегрированная отчетность — не PR, связи с инвесторами (IR) или имидж-мероприятия.
Patagonia — производитель одежды с оборотом более $200 млн — отказалась от использования слова «устойчивый» в своих внешних коммуникационных документах, при том что в предыдущих версиях она ставила себе цель выйти на нейтральный уровень CO2 выбросов к 2025 году.
